Untitled Event (1952 г.)
Несмотря на то, что во время сбора программы мы хотели избежать самых знакомых и близких имен, как Марина Абрамович и Алан Капроу, пройти мимо тусовки Black Mountain колледжа мы не смогли. Сейчас, когда театральное образование в России переживает стагнацию и упадок (из-за отсутствия связи между учебным процессом и актуальным арт-рынком, систематического насилия, кумовства и своей закрытости), полезно вспомнить пример того, как академическая культура рождала действительно прорывной для своего времени опыт.

У перформанса, реэнактмент которого мы делаем, нет названия. Он прошел в кафетерии колледжа и был инициирован Джоном Кейджем. Именно инициирован, потому что от Кейджа зависел лишь стартовый импульс — создание той временной партитуры, в которую смогут встроиться другие художники. Так сделали и мы: создали общую структуру вечера, наполнением которой пригласили заняться художниц и художников разных направлений. В книге Ричарда Костелянеца «Разговоры с Кейджем» сам Кейдж описывает оригинальную работу так:
«Думаю, хэппенинг как жанр возник благодаря удачному стечению обстоятельств тогда, в Блэк-Маунтин, где собралось немало ярких людей: там был Мерс [Каннингем — прим. наше], там был Дэвид Тюдор, там была публика… "Хэппенинг" случился, потому что вокруг было множество людей и множество возможностей, и мы сумели провернуть это быстро. Фактически я выдумал его утром, а вечером он был представлен; я сразу увидел всю картинку целиком. (Дебора Кампана, 1985)
Что вы стремились сделать?
Ну, М. К. [Ричардс] сделал перевод "Театра и его двойника" [Антонена] Арто, и у Арто мы позаимствовали мысль о том, что театр может существовать независимо от текста, что если есть текст, нет необходимости иллюстрировать его действиями, что звуки и прочие проявления должны быть свободны друг от друга, а не связаны воедино; так что вместо того, чтобы танец выражал музыку или музыка выражала танец, пусть лучше они существуют независимо друг от друга и ни одно не подчиняет себе другое. И этот принцип распространялся не только на музыку и танец, но также на поэзию, живопись и все остальное, и на аудиторию тоже. То есть аудитория не должна сосредоточиваться на чем-то одном.
Получается, за этим событием стоит планирование, замысел?
Разумеется. Все было сделано быстро, но продуманно. И партитура была.

Я сделал партитуру — вероятно, она не сохранилась, — она давала "временные скобки", как я говорю. Так что [Чарльзу] Олсону, вместо того чтобы читать стихи когда вздумается, предоставлялись эти самые временные скобки, внутри которых он мог это сделать. А лекция, которую я читал, включала длинные паузы — тишину. (Мэри Эмма Харрис, 1974)
Опишите, пожалуйста, весь перформанс.
В одном конце прямоугольного зала, в дальнем, мы показывали фильм, в противоположном — слайды. Я стоял на лестнице, читая лекцию, в ходе которой делал длинные паузы, а на другую лестницу по очереди поднимались М. К. Ричардс и Чарльз Олсон. Внутри периодов, которые я называл временные скобками, исполнители действовали свободно, без каких-либо предписаний, — давайте назовем эти периоды сценами; они не обязаны были заполнять сцены целиком. До начала сцены им не позволялось действовать, после начала они были вольны делать что им заблагорассудится сколь угодно долго — но внутри сцены. Скажем, Роберт Раушенберг включал старомодный граммофон с трубой и эмблемой собаки, Дэвид Тюдор играл на рояле, а Мерс Каннингем и другие танцовщики двигались среди и вокруг публики. Над головами зрителей висели полотна Раушенберга…».
Участницы и участники:
Наталия Медведева, Екатерина Галицких,
Александра Магелатова, Денис Дерябин,
Элина Лебедзе, Анна Соколкова, Федор Кокорев, Валерия Кузьминых, Олег Меньшиков, Юрий Сорокин